Опыт феноменологического описания

Утро выдалось на редкость мирное и солнечное. На аэродроме нас встретили какие-то нереальные типажи, аналоги которым я встречал только в армии. Может быть, это связано с тем, что ДОСААФ всегда было много отставных офицеров? Один из таких, забавный мужичок в рваных кроссовках, Михалыч, стал нашим проводником в свободный полет. Я не мог смотреть на него без смеха, но пытался внимательно его слушать и запоминать, поскольку от знания этих вещей могла зависеть моя жизнь. Некоторое время мы вертелись и покачивались как мешки с отрубями на специальных стендах, имитирующих парашютную амуницию, а наш харон отмахивался от назойливой осы (обзывая ее скотиной, кстати). Инструктаж закончен, после мы подписываем бумагу, в которой гарантируем свое полное осознание, вменяемость, душевное и физическое здоровье. Нам выдают парашюты, запасные парашюты, шлемы. Все это барахло, от которого зависит жизнь, весит килограмм двадцать, не меньше. Строимся на плацу, Михалыч еще раз обходит каждого и ощупывает все застежки и подтяжки, затем строем двигаемся в самолет.

До тех пор, пока «Ан-2» не оторвался от земли, я думал, что все это – милая шутка. Собираясь прыгать, я даже не позаботился о деньгах, поскольку не очень-то рассчитывал на прыжок. Тем не менее, деньги в последний момент появились, и вот я сижу в тесном трясущемся брюхе маленького смешного самолета, пейзаж в иллюминаторе заметно уменьшается, а инструктор озабоченно бегает между рядами, в сотый раз объясняя, что нужно делать, чтобы не убиться. Тут-то до меня и дошло. Я не знаю, что я такое испытывал, страх это был, или что-то другое. Слева и справа, а также напротив меня сидели мои друзья, или не друзья.… Не знаю, как это сказать. Наверное, все-таки, друзья. Наверное, это, все-таки хорошее слово. Связь, которая устанавливается между практикующими, можно назвать дружбой. Ладно, давайте, назовем это дружбой. Кешу поташнивало, по Диме ползал жук с невероятными усами. Дима его (жука) гладил по голове.

Михалыч нервничает. Наконец, он распахивает дверь и мы вдвоем с практикующим, больше известным как «Григорий», подходим к двери. Каких-то особых мыслей в голове уже не было. Внизу расстилались игрушечные поля и леса. Михалыч хлопнул Григория по спине: «Давай!». Григорий рванулся было, потом отступил, а потом выпрыгнул.
Моя очередь. Я впал в какое-то безразличие. Плохо помню первые секунды прыжка. Время замедлилось. Мысли отсутствовали. Кровь прилила к голове, глаза налились. Я ничего не видел и не слышал вокруг, болтаясь непонятно где. Кажется, это было довольно долго. Хотя, когда это закончилось, то показалось, что это длилось не дольше мгновения. Вероятно, свободного падения всегда меньше, чем хотелось бы – именно из-за эффекта изменения восприятия времени.

Поскольку я запланировал продлить свободное падения, то не торопился дергать кольцо парашюта, ожидая, когда его выбросит автоматический прибор. И вдруг, неожиданно, меня дернуло за грудь и, к своему удивлению, я повис на лямках. Я поднял голову (как инструктировали) и увидел два купола – один надо мной, другой, нераскрывшийся, болтался в стороне. Мыслей не было, я действовал какими-то импульсами. Я начал подтягивать к себе нераскрывшийся парашют, опасаясь, что он перепутается с тем, на котором я спускался. В итоге мне это удалось, и я оказался в обнимку с объемистой кучей шелкового белья. Тут, кстати, и земля начала приближаться. Почему-то, ускоряясь. Приземление оказалось не таким нежным, как я рассчитывал – кости ног даже как-то хрястнули. В какое-то мгновение я даже успел ощутить, как сильнейший удар прошел от стопы к внутренней части колена и там угас. Земля была желанной, приветливо светило солнце и совершенно не хотелось вставать. Я был весь обмотан какими-то нитями и стропами. Возле меня остановилась машина – оттуда выскочила озабоченная врачиха. Но со мной, все, в общем, было в порядке, за исключением слегка потянутой ноги. Старая не до конца зажившая травма проснулась и недовольно заворочалась. «Я тобой позже займусь, дорогая», - решил я. (Врачиху я не имел ввиду). Весь парашют был в кузнечиках. Не знаю, может быть, у них был брачный период в это утро, но их там были тысячи. Я встряхнул купол, и эти тысячи поднялись как облако. Ко мне на ногу присела бабочка. Некоторое время я очумело смотрел на нее, потом начал собираться.